Тедди, как бы подчиняясь инстинкту, кинулся было за ними, но тут до него донесся шепот:

— Лэддис.

Он остановился как вкопанный, ожидая повторения. Ничего. Только коллективные стоны, на мгновение прерванные погоней за рыжим, возобновились с новой силой вперемежку с периодическим лязгом подкладного судна.

Тедди опять вспомнились желтые пилюли. Если Коули действительно заподозрил, что они с Чаком…

— Лэд. Дис.

Он развернулся — справа перед ним были три камеры. Все темные. Тедди ждал, понимая, что говорящий видит его, спрашивая себя, уж не Лэддис ли это собственной персоной.

— Ты обещал меня спасти.

Голос звучал либо из камеры в середине, либо из той, что слева. Явно не голос Лэддиса. Но тем не менее знакомый.

Тедди подошел к решетке в середине. Порывшись в карманах, достал спички. Чиркнул одной, и высветились маленькая раковина и койка, на которой стоял на коленях мужчина с ввалившимися ребрами и что-то писал на стене. Он взглянул через плечо на Тедди. Не Лэддис. Незнакомый человек.

— Вы не соблаговолите… Я предпочитаю работать в темноте. Премного благодарен.

Тедди отошел от решетки, успев заметить, что вся стена центральной камеры была испещрена письменами, ни одного свободного места, тысячи ужатых четких строк, состоящих из таких мелких буковок, что их прочесть можно было разве что вплотную приблизив к ним глаза.

Он перешел к соседней камере, тут спичка как раз погасла, а из темноты, теперь совсем близко, прозвучал все тот же голос:

— Ты меня кинул.

Тедди дрожащей рукой чиркнул новой спичкой, но она сломалась пополам.

— Сказал, что вытащишь меня отсюда. Ты обещал.

Очередная спичка, не загоревшись, улетела в камеру.

— И солгал.

Четвертая спичка с шипением вспыхнула ярким пламенем, он поднял ее повыше и заглянул внутрь. В левом углу на койке сидел мужчина, опустив голову между колен и обхватив руками ляжки. Проплешину в середине обрамляли седые волосы. Сквозь кожу просвечивали кости. Он был в одних белых трусах.

Тедди облизнул сухие губы и позвал:

— Эй!

— Они меня вернули. Они говорят, что я их клиент.

— Я не вижу вашего лица.

— Они говорят, что теперь я дома.

— Вы не могли бы поднять голову?

— Они говорят, что это мой дом. Что мне отсюда уже не выйти.

— Я хочу увидеть ваше лицо.

— Зачем?

— Позвольте мне увидеть ваше лицо.

— Что, не узнал мой голос? После всех наших разговоров?

— Поднимите голову.

— Мне казалось, наши отношения выходят за рамки чисто профессиональных. Что мы стали друзьями. Спичка, кстати, сейчас погаснет.

Тедди взирал на голое темя, на подрагивающие конечности.

— Говорю вам, дружище…

— Что ты мне говоришь? Что ты можешь мне сказать? Очередную ложь.

— Я вас не…

— Ты лжец.

— Неправда. Поднимите…

Когда пламя обожгло кончик указательного пальца и внутреннюю поверхность большого, он выронил спичку.

Камера погрузилась во мрак. Он лишь слышал скрип кроватных пружин, корябанье грифеля о стену да хруст косточек.

И снова он услышал имя:

— Лэддис.

На этот раз голос донесся из правого угла камеры.

— Только не надо мне о правде.

Он выдернул сразу две спички и соединил их вместе.

— Она тут ни при чем.

Он чиркнул спичками. Койка была пуста. Он перенес пламя правее. Мужчина стоял в углу, спиной к нему.

— Согласен?

— Вы о чем? — спросил Тедди.

— Насчет правды.

— Не согласен.

— А я говорю, она тут ни при чем.

— В правде все дело. Мы должны установить…

— Все дело в тебе, Лэддис. С самого начала. А я тут с боку припека. Одно звено в цепочке.

Мужчина развернулся. И пошел на него. Лица у него не было. Опухшее месиво пурпурно-черно-вишневых тонов. Сломанный нос заклеен крест-накрест белым пластырем.

— Господи, — вырвалось у Тедди.

— Нравится?

— Кто это сделал?

— Ты.

— Каким образом я мог…

Джордж Нойс подошел вплотную к решетке. Его распухшие губы, напоминавшие велосипедные шины, были черны от швов.

— Трепач. Наобещал с три короба, а я снова здесь. Все из-за тебя.

Тедди вспомнил их последний разговор в тюрьме, в комнате для свиданий. Даже несмотря на землистый цвет лица, это был здоровый, жизнерадостный человек, оптимистично глядящий в будущее. Он даже рассказал анекдот, что-то про итальянца и немца в баре Эль-Пасо.

— Смотри на меня, — сказал Джордж Нойс. — Не отводи глаза. Ты ведь не собирался выводить их на чистую воду.

— Джордж, — он старался отвечать тихим ровным голосом, — это неправда.

— Правда.

— Нет. Чем, по-вашему, я занимался последний год жизни? Планированием этого визита. И вот я здесь.

— Пошел ты!

Его крик обжег Тедди как пощечина.

— Пошел ты! — еще раз выкрикнул он. — Последний год жизни ты занимался планированием? Ага. Планированием убийства Лэддиса. Вот вся твоя игра. Убить Лэддиса. И чем она обернулась для меня? Вот этим. Я снова оказался здесь. А я больше не могу Эта пыточная не для меня. Ты слышишь? С меня довольно, довольно, довольно.

— Джордж, послушайте. Как они вас сюда вернули? Надо оформить перевод. Провести психиатрические консультации. Затребовать личное дело. Джордж, вся эта бумажная волокита…

В ответ раздался смех. Джордж просунул лицо между железными прутьями и заиграл бровями.

— Раскрыть тебе маленькую тайну?

Тедди шагнул ближе.

— Так-то оно лучше.

— Говорите, — сказал Тедди.

И тут же получил плевок в лицо.

Он отступил на пару шагов, уронив при этом спички, и вытер лоб рукавом.

Из темноты раздался голос:

— Знаешь, на чем специализируется Коули?

Тедди провел ладонью по лбу и переносице. Сухо.

— Душевные травмы, вызванные горем, — ответил он. — Самоедство, связанное с чувством вины.

— Неееет. — Это слово вырвалось у Джорджа с сухим смешком. — Насилие. Конкретно — мужское. Он проводит специальное исследование.

— Это Нэринг.

— Коули. Этим занимается Коули. К нему привозят буйных и маньяков со всей страны. Почему, по-твоему, здесь так мало пациентов? Ты считаешь, что кто-то будет вникать в обстоятельства перевода пациента, склонного к насилию и имеющего психические проблемы? Ты действительно так считаешь?

Тедди снова чиркнул двумя спичками.

— Я отсюда уже никогда не выйду, — сказал Нойс. — Один раз удалось. Второй не получится.

— Успокойтесь, успокойтесь. Как они вас нашли?

— Они знали. Неужели непонятно? Все, что у тебя на уме. Весь твой план. Это их игра. Отлично разыгранная пьеса. Все это, — его рука описала широкий круг, — придумано для тебя.

Тедди улыбнулся.

— И ураган они тоже устроили для меня? Отличный трюк.

Нойс молчал.

— Объясните, раз вы все знаете.

— Не могу.

— Естественно. Так что давайте без паранойи, о'кей?

— Ты часто оставался здесь один? — спросил Нойс, разглядывая его сквозь решетку.

— Что?

— Один. Как часто ты оставался здесь один с тех пор, как все началось?

— Постоянно.

У Джорджа бровь полезла вверх.

— Сейчас ты один?

— С партнером.

— И кто он, твой партнер?

Тедди ткнул пальцем в сторону верхнего этажа.

— Его зовут Чак, он…

— Попробую угадать, — перебил его Нойс. — Ты с ним прежде никогда не работал.

Тедди вдруг почувствовал, как на него давит этот каземат. Холод пробрал его до костей. На короткое время он потерял дар речи, как будто мозг перестал подавать сигналы языку. Наконец он вымолвил:

— Он федеральный пристав из Сиэтла…

— Ты с ним прежде никогда не работал, так?

— Это несущественно, — сказал Тедди. — Я знаю людей. Я знаю этого человека. Я ему доверяю.

— И на чем основано твое доверие?

На этот вопрос не было простого ответа. Как объяснить природу веры? Вот она есть, и вот ее уже нет. Во время войны были люди, которым на поле боя он бы доверил свою жизнь, а в миру не доверил бы им свой кошелек. А были люди, которым бы он доверил свой кошелек и даже свою жену, но не доверил бы им в бою прикрывать свою спину, не рискнул бы пойти с ними на задание.